Попадать, так с музыкой - Страница 66

— Ну, это мы посмотрим, — успокоился капитан, — если все расскажет, то можно и с повинной. А возможно, ниточка и дальше потянется.

— Это не исключено, тут я полностью согласна. Тогда это будет уже полностью ваша заслуга.

— Договорились, — подвел итог капитан, — идемте в медсанбат.

В медсанбате мы прошли в небольшое помещение, имевшее две двери. Капитан Максимов скрылся за другой дверью, а я осталась ждать. Минут через пятнадцать дверь открылась, и вошел тот самый боец. Увидев меня, он дернулся, хотел было выскочить назад, но дверь уже захлопнулась. Парень, обреченно глядя на меня, как кролик на удава, сел на стул напротив.

— Еще раз здравствуйте, — сказала я.

— З-з-дравствуйте, товарищ младший лейтенант государственной безопасности.

— Представьтесь, пожалуйста.

— Боец Лепешкин, 1921 года рождения, место рождения…

— Подождите, гражданин Лепешкин, — оборвала его я. — Анкетные данные потом. В дороге мне показалось, что вы хотите что-то мне рассказать. Так я вас внимательно слушаю.

— В-в-ам просто показалось.

— Слушайте, Лепешкин, вы думаете, я случайно села именно в ваш грузовик? А, сообразили? Но пока еще у вас есть время все рассказать самому. Помните, что я говорила о справедливости Советской власти? Сейчас у вас последний шанс. Да вы посмотрите на себя в зеркало. — С этими словами я вытащила из кармана маленькое зеркальце и поднесла его к лицу Лепешкина. — У вас все на лице написано крупными буквами.

Он дернулся и заревел. Минуты две я молчала, потом не выдержала и заорала:

— Прекрати реветь. Ты мужик или баба? Ну.

Он всхлипнул еще пару раз и успокоился.

— Значит, повторяю для тупых. Никто тебя пока вообще не арестовал. И никто не знает, что мы с тобой сейчас беседуем. Хочешь молчать — черт с тобой. Я тебя сейчас отпущу. Но помни, что ты будешь под контролем и, как только правда выплывет наружу, а она точно выплывет в самое ближайшее время, с тобой будут говорить уже по-другому. Или же твои сообщники могут заподозрить что-то неладное. Тогда они сами с тобой разделаются. Ну, не хочешь говорить? Так пошел вон, дурак!

Лепешкин, покачиваясь, встал и повернул к двери. Я крепко задумалась: ведь явно что-то с ним не так. Но почему молчит? И как его теперь отпускать? А Лепешкин уже у самой двери вдруг повернулся и спросил:

— А это правда, что явку с повинной мне зачтут?

Уф, гора с плеч!

— Знаешь, Лепешкин, я врать не привыкла и тебе не советую. Если все расскажешь, причем без фантазий — только правду, и если за тобой нет серьезных преступлений, то это обязательно будет учтено. Тут я ручаюсь.

— Хорошо, я все расскажу, но если вы меня обманули, то Бог вас накажет.

— С Богом у меня свои договоренности — не беспокойся. А за тебя, Лепешкин, твердо обещаю, если потребуется, замолвить словечко. Но еще раз повторяю: только если все расскажешь.

— Расскажу, — в последний раз всхлипнул Лепешкин.

Я встала и постучала в дверь. Вошел капитан Максимов.

— Вот все расскажешь товарищу капитану. Он будет вести твое дело. Так что слушайся его, как папу с мамой.

С этим словами я вышла из помещения и пошла к Ипполитову. Устала я от этих уговоров. А ведь мне теперь еще отчет писать, будь он неладен. Ну и денек!

По пути я крепко задумалась. Что-то слишком легко я не только поймала шпиона, но и сумела его расколоть. Некультяпистый какой-то шпион. Я с ним беседовала, как в плохом детективном романе, а он тут же, буквально на ровном месте, взял и сознался. Это другим я могу лапшу вешать, какая я ловкая, хитрая и умелая. На самом деле в моей новой профессии я пока ноль без палочки. Тоже из книг, правда других, написанных бывшими профессионалами, я помнила, что главное в этой профессии не умение бегать, стрелять и драться, а умение вести беседы, размышлять и делать правильные выводы.

И беседу я построила по-глупому. Наехала на парня, как танк: «Давай сознавайся». Все чисто на эмоциях и неосознанных подозрениях, которые, как говорится, к делу не пришьешь. И вдруг такой наезд дал результат. Где-то я слышала выражение: «Все страньше и страньше». Так вот это тот самый случай. И еще мне почему-то кажется, что майор меня за такое поведение по головке не погладит. Правда, надеюсь, что и ругать сильно не будет — результат ведь налицо. Надо только отчет правильно написать. Ой-ой-ой. А мне что? Мне нужно будет написать там все, что я в дороге трепала развесившим уши бойцам? Это же кошмар! А не написать тоже нельзя — ведь именно во время моего трепа я обратила внимание на неадекватную реакцию этого Лепешкина. Да, вот это влипла по-настоящему! Остается только утешаться сентенцией: «Что сделано, то сделано».

С этими невеселыми размышлениями я нашла Ипполитова, который, оказывается, сам меня искал.

— Анна Петровна! Что с вами случилось? Были тут и вдруг рванули в медсанбат? Товарищ Окулов это тоже заметил и забеспокоился. Идемте к нему.

— Ничего страшного, товарищ майор. Просто сидела в кузове и поймала небольшую занозу. Все уже нормально.

— Не надо было сильно ерзать, — улыбнулся Ипполитов. — Ну, идемте, предъявлю вас Федору Саввичу целую и почти невредимую.

— Почему это почти? Я уже полностью невредимая. Все занозы в далеком прошлом. Могу сидеть нормально.

Мы подошли к кабинету Окулова. Как раз в это время из кабинета стали выходить командиры. Подождав, пока все выйдут, мы с Ипполитовым зашли внутрь.

— Товарищ генерал, младший лейтенант госбезопасности Северова доставлена по вашему приказанию, — бодро отрапортовал Аркадий, отдавая честь.